Мы живëм в тяжëлое для марксизма время и в не менее тяжёлом для марксизма месте. Наверное, я постараюсь сделать так, чтобы текст ниже стал подтверждением того, что в рамках классического марксизма всё ещё можно творить интересные концепции.

Многие философы и не только, некоторые из которых признаны классиками, пытались применить диалектический метод не только к капитализму, но и к той формации, которой пророчат прийти ему на смену. К большому сожалению, хотя на этом пути были достигнуты значимые успехи, которыми мы можем пользоваться сейчас, новых изысканий не видно уже приличное количество времени. На мой взгляд, нам надо преодолеть слепоту философского аспекта современной теории социализма, почему я и хочу начать дискуссию, написав эту статью.

Без прочной логической базы, без системы категорий и терминологии невозможно до конца понять и политэкономию, и политику, и причины всë ещë болезненного уничтожения СССР и его наследия. Потому, если уж и оправдывать актуальность статьи - сделать это проще простого.

В этой статье я постараюсь избежать традиционного марксистского пафоса, который изо всех сил демонстрирует окружающим, какой же он познавший истину. Не будет тут ни смеха над догматиками, ни борьбы с соломенным чучелом ревизионизма, ничего из того, что могло бы вызвать срач. Этой статьëй я хочу начать дискуссию, хотя бы немного здоровую, хотя бы в узких кругах моих единомышленников. Да, цель может показаться утопичной, с учëтом того, где выходит этот материал, однако, по моему мнению, такую попытку необходимо постараться совершить. Постараюсь и я, постарайтесь и вы, хотя все мы знаем, как это бывает трудно.

Как писалось на одном ревизионистском плакате, "Наши цели ясны, задачи - определены, за работу, товарищи!"

Как самые настоящие материалисты, мы должны выводить наши теоретические раскладки не из своего собственного духа, а из хоть какого-нибудь наличного бытия. И мы начнëм с самого вкусного - с индустриализации в СССР.

Некоторые наши товарищи могут по-разному относиться к тому периоду жизни страны Советов, однако тот факт, что отдельно взятая индустриализация принесла нашей стране большую пользу оспорить крайне трудно. Да, она была связана с гораздо более неоднозначными процессами, но их мы рассматривать не будем.

Итак, индустриализация - это великая стройка Советского Союза, благодаря которой ещë недавно крестьянская, в большинстве, страна, перешла на новую стадию экономического прогресса. Процесс этот начался с 1928 года, однако его корни вызревали ещë с царских времëн. Перед его началом существовали разногласия о том, как же будет проводится индустриализация. Рыков, Бухарин, предлагали план опоры на кооперацию (Рыков), или вовсе на кустарное производство на местах (Бухарин). Ещë давно Ленин в статье “О потребительской и промысловой кооперации” указывал на её важность, а Рыков в 1925 году обращал внимание партии на то, что по этому вопросу существовали явные недоработки [1]. Протокооперация в самом деле не охватывала хоть сколько-нибудь значимые сферы производства, сельского хозяйства [2]. После принятия первого пятилетнего плана и начала его реализации (1928-1929), Рыков был осуждён и выведен из Политбюро (1930), а потом вместе с Бухариным расстрелян. Такова судьба правого уклона в ВКП(б). С другой стороны, в этом же 1925 году Троцкий (давний оппозиционер уже на тот момент) предлагает программу форсированной индустриализации, “сверхиндустриализации” [3]. В отличие от правой оппозиции, левая действует решительнее, начиная целую кампанию против господствующего большинства в партии. Вместе с принятием пятилетнего плана левый уклон так же разгромлен, Троцкий исключён и выслан (1928-1929) сначала в Казахстан, а потом и из страны. Позже Троцкий оказывается убит в Мексике.

Как мы видим, все концепции пятилетнего плана были отклонены, да так сильно, что их авторы, проигравшие борьбу за власть, больше ничего и никогда не смогли бы предложить. А какая концепция плана была реализована?

Кто-то скажет - промежуточная, сбалансированная. Я же выражусь так: были реализованы обе концепции. С одной стороны, случилась сверхконцентрация и огосударствление вообще всех отраслей промышленности. Частная торговля была свëрнута настолько, насколько это возможно, а о НЭПе говорить теперь вообще не приходилось [4]. Но другая сторона индустриализации очень часто оказывается скрыта и отнюдь не так очевидна. В 1930 принимается постановление о наращивании кооперации засчëт кустарей [5], а уже в 1932 на пленуме ЦК ВКП(б) открыто провозглашается: “расширить розничную торговлю артелей, особенно на селе, обеспечив увеличение непосредственной продажи потребителю продукции ширпотреба”, “оказывать всяческое содействие хозяйственным организациям и промкооперации”[6]. Позже СНК СССР принимает постановления в этой же линии [7], а с 1934 начинается пятилетка, в тексте которой говорится открыто о роли кооперативов [8]. В конце концов, все пятилетние планы Сталинской индустриализации на селе отражались именно созданием, пусть и насильным, но созданием кооперативов в форме колхозов. Они были зависимы от государства - им не принадлежали средства производства [9], но именно расширение независимого от планирования сектора помогло этому самому плану реализоваться.

Существует теория, что так отражается цикличность советской экономики [10]. Мол, первая пятилетка - период централизации, а вторая - период децентрализации. В логике такое называется рядоположенность. Исторические факты в такой концепции разбиваются по “фазам” и рассматриваются один независимо от другого. Таким образом история выполняет чисто метафизическую функцию разложить “всё по полочкам”, и это важно, однако подобное надо преодолевать, ведь “полочки” не учитывают развития и всеобщей взаимосвязи вещей, а главное - их отрицания в самом себе, к которому вещь приходит под действием того же, что её породило. Говоря простым языком, историки и экономисты, придерживаясь цикличности советской экономики, рискуют “не увидеть леса за деревьями”. Заметна значимая проблема этого подхода - периоды в свою очередь также дробятся на периоды, и так до бесконечности (в статье [11] выделяется несколько крупных периодов, а, например, Сафронов [12] дробит историю ещё сильнее).

Индустриализация была именно сочетанием, именно движением, в котором одновременно реализовывалось два противоположных движения - централизация и децентрализация, одновременно противоположные и единые. Советское руководство стремилось отражать обе тенденции, поощряя как низовую инициативу, так и всеобщее планирование, а не конкурировать с позиций одной из тенденций с другой. Сложно сказать, получилось ли это в полной мере, однако именно рост двух процессов позволил единому процессу реализовать то, что позволило догнать капиталистический мир: скачкообразный рост, “великий перелом”.

Отмечу, что, по моему мнению, предлагавшие альтернативные планы "уклонисты", если бы они не проиграли борьбу за власть, поступили бы точно так же, как поступило советское руководство при Сталине. Но в силу того, что они были откинуты в оппозицию, они вынуждены были искать поддержку у так же оппозиционных элементов - крестьян-единоличников, в чьих интересах был путь "кустарничества", колхозных крестьян, желавших помощи для своей кооперации, или студентов, жаждущих свежих рабочих мест на заводах. Их имена оказываются упомянуты лишь во имя упрощения повествования, и я вам категорически советую помнить этот факт, ведь в ином случае легко скатиться в махровый сталинизм.

Коснемся и следующей важной темы. Факт наличия некоторых проявлений товарности вполне очевиден, а его источник можно проследить в диалектике формы и содержания. В период революционного превращения капитализма в социализм уничтожается форма товарных отношений, как господствующих в обществе, однако их отдельные элементы, как содержание, ещё остаются и в новом качестве формы. Поэтому, хотя общественное производство в СССР безраздельно господствовало, товарность в его становлении сохранялась. Как это возможно?

Дело в том, что не все предприятия в СССР были в непосредственно общественной собственности, охраняемой государством. А точнее даже так - большая часть предприятий сочетала в себе как непосредственно общественный момент, момент подчинения общественному плану, и в то же время момент так же общественной собственности, но уже обособленной от других таких же коллективов. Это могло выражаться как в виде артелей, колхозов, так и в виде рабочего самоуправления на предприятиях. Как писал Э.В.Ильенков:

Т.е. общественная собственность на деле - как бы две собственности, работающие друг на друга и зависимо друг от друга. И как раз таки из-за существования этой обособленной, коллективной, собственности и вынуждены были поддерживаться товарно-денежные отношения, и вынуждена была возрастать товарность производства. С одной стороны, присутствовало влияние ГосКомЦена, с другой стороны отклонение цен от стоимостей, административное давление отдельных предприятий на ГосПлан. С одной стороны, общественный продукт уже присваивается так или иначе всем обществом, с другой стороны разрыв между субъектом, который оплачивает промежуточный результат, и конечным потребителем потребительской стоимости, другими словами отчуждение конечного потребителя от принятия решения о том, какая продукция ему нужна. [14]

Так товарность - это яркое проявление того же противоречия, о котором мы говорили в предыдущем пункте. Отличие в том, что если индустриализация брала тем, что использовала два противоположных движения в одном движении "на пользу", тут эта самая противоположность между наследием содержания товарного производства и, соответственно, коллективной собственностью и непосредственно коммунистической, общественной, общенародной собственностью под охраной государства выступает антагонистически, как непримиримая борьба. И товарность, и индустриализация в одно и то же время существовали в одном и том же социалистическом становлении, выражая как единство, так и борьбу противоположностей.

Вообще говоря, по Марксу не существует отдельного социалистического способа производства. Способы производства - это капиталистический и коммунистический. Как бы мы не любили делить всё на “периоды” и “фазы”, социализм принято считать обозначением периода революционного превращения [15], хотя классики часто применяли это слово как простой синоним к коммунизму, заменяя пару "капиталистический и коммунистический способы производства", на "капитализм и социализм", не меняя смысла. Мы выделяем такие "периоды", потому что, например, феодализм не создавался по Марксу, а лишь высвобождал те силы, которые вызревали внутри рабовладения, появляясь стихийно. А коль скоро мы теоритически осмысляем будущее общество, коль скоро мы именуемся "коммунистами", в смысле авторов коммунизма, нам приходится отличать один "коммунизм" от другого "коммунизма", хотя "коммунизмы" и не меняются по щелчку пальца и развиваются плавно, один в сердце другого. Дальше термин "социализм" будет, главным образом, использован именно в смысле периода революционного превращения.

Перед ним есть переходный период, в котором коммунизм ещё не целое, но его часть. Переходный период относится ещё к капиталистическому способу производства, и для него характерна борьба двух секторов экономики - общественного и частного, т.е. товарное производство уже не господствует по своей форме, а делит господство. После этого господство посредством качественного скачка окончательно переходит в руки общественного сектора, после которого начинается уже развитие коммунизма в своей начальной фазе - социализм. Таким образом, смена капитализма на коммунизм проходит через 3 этапа: сначала капитализм переходит в своё иное (в диалектической логике такое называется “Становлением в сфере бытия”, или просто становлением), затем случается переход со снятием перехода, который толкает общество уже в иное иного (в диалектической логике такое называется “Становлением в сфере сущности”), после чего начинается уже действительно коммунистическое становление, где коммунизм сначала есть как неразвитое целое, которое находит своим в-себе-становлением уже развитое целое, т.е. собственно, период коммунизма. Таким образом, социализм становится дважды, затем в процессе переходя в коммунизм. Другими словами, сначала переходное общество непосредственно выходит из капитализма и является, по существу, частью капиталистической истории, а затем уже социализм выходит из переходного общества, после чего на базе социализма вырастает уже полный коммунизм (а так как социализм - это первая фаза коммунизма, коммунизм вырастает на базе самого себя, становясь, таким образом, полным коммунизмом). В советском обществе переходному периоду соответствовал НЭП, а социализм, с характерным для него становлением коммунистического неразвитого целого, можно отсчитывать примерно с 1931 года. Отмечу, что далее по тексту я буду писать именно “социалистическое становление”, “становление социализма”, хотя вернее было бы говорить: “становление коммунизма в период социализма”.

Итак, как вы, наверное, знаете, всякое движение содержит в себе 2 прямо противоположных движения (по крайней мере в диалектической логике). Наше движение - это социалистическое становление, и как всякое становление оно имеет своими моментами прехождение и возникновение особого рода, которые к тому же находятся во взаимной борьбе.

Возникновение в социалистическом становлении - это собственно тенденция к переходу в развитый уже коммунизм из неразвитого коммунизма, т.е. коммунистическая природа социализма. Что такое коммунистическая природа социализма? Это нарастание силы непосредственно общественного производства, осуществляемого, по Марксу [16] на базе общественного же плана. Рост роли всенародной собственности, внутри которой отсутствует товарный обмен, ведь движение ресурсов между производствами в ней - это просто “перекладывание монеты из одного кармана в другой”, а не обмен.

Но, как мы помним, наша прекрасная всенародная собственность выходит ещё из общественной собственности переходного периода, а потому её отрицание не может не нести отпечатка ещё товарного производства, “родимых пятен капитализма”. Поэтому прехождение в социалистическом становлении - это отрицание коммунистической природы социализма, небытие общественного производства в нём самом. Оно есть носящая товарное содержание, но не товарную форму, тоже общественная собственность, но собственность не всего общества, не всенародная, а какого-то отдельного коллектива, то есть коллективная собственность колхозов, артелей, кооперативов. Прехождение в социалистическом становлении - это тенденция к силе именно такой собственности. И отрицание коммунизма в себе (рост которого - это прехождение), и коммунистическая природа социализма (рост которого - это возникновение) - это два момента одного и того же социалистического становления, превращающее социалистический коммунизм, т.е. неразвитый целый коммунизм, в собственно коммунизм, т.е. в развитый целый коммунизм. Поэтому и коллективная (или кооперативная), и непосредственно общественная (или всенародная) собственности - это одна и та же общественная собственность, отличие лишь в том, что одна из этих общественных собственностей носит отпечатки товарного производства, его содержание, но не форму. Так, через единство и борьбу противоположностей, социализм и перерастает в полный коммунизм [17].

Как вы могли прочитать, в прошлой главе мы вывели из анализа Советского опыта две стороны основного противоречия социализма - коммунистическая природа социализма, говоря конкретнее - всенародная собственность под охраной социалистического государства, и отрицание социализма в себе, говоря конкретнее - коллективная собственность в виде артелей, кооперативов. Эти две стороны находятся в единстве и борьбе противоположностей. Человек, всё ещё руководствующийся формальной логикой в решении вопросов диалектического развития темы, мог бы на этом остановиться. Однако остановка на этом была бы ошибкой.

Чтобы проиллюстрировать эту ошибку, давайте по похожей схеме рассмотрим уже тысячу раз рассмотренный капитализм. Нам известно, что в капиталистическом обществе существуют антагонистические классы, и из опыта любой революции или хотя бы просто забастовки мы находим, что они находятся в борьбе. При этом в условиях капитализма ни буржуа без рабочего, ни рабочий без буржуа (ведь если рабочий будет жить без буржуа - он уже не рабочий, а мелкая буржуазия, люмпен-пролетариат или тому подобное) не проживут. Налицо единство и борьба противоположностей, подогнали всё под формулу, можно успокоится. Однако Энгельс пишет, что основным противоречием капитализма являются вовсе не просто капиталисты и рабочие, а общественный характер производства и частный характер присвоения. Классовый антагонизм является следствием основного противоречия капитализма.

Поэтому я не останавливаюсь на рассмотрении сторон основного противоречия социализма, необходимо вывести из этих двух моментов их тотальность, их истину, движение которой и приводит социалистическое общество к развитию. Эта тотальность, т.е. целостность и всеобщность, не может быть абстрактнее, чем её моменты, т.к. она - их родовое начало, конкретно-всеобщее. Потому оно заключено ещё в социалистическом становлении. Цель всего социалистического становления - это «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» [18]. Социализм нужен «для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов» [19]. Казалось бы, если исходить из этой цели - социалистическому становлению оказывается не нужен момент прехождения, ведь именно непосредственно общественное производство, и рост его в возникновении, достигает этой цели. Но такое измышление неверно, поскольку момент возникновения существует в одном и том же процессе вместе с моментом прехождения. Приведу пример, для наиболее ясного понимания вопроса.

Представим, что орган государственного планирования верно рассчитал, что в течение следующего расчётного периода народу необходимо 1млн штанов. Однако в силу, например, повышенной рождаемости и исправившийся демографии, народу понадобилось немногим больше - 1,001млн штанов. Из-за этого отдельному представителю народа - сознательному гражданину, не хватило штанов. С целью получения этих самых штанов гражданин идёт на кооперативный рынок или к артельному производителю, где покупает штаны как товар. Рост продаж замечает вышеописанный орган государственного планирования, почему в следующем расчетном периоде планомерно наращивает производство с учётом нового общественного фактора, теперь плановики учитывают ещё и причину роста рождаемости в своих планах. Таким образом, государственное планирование улучшается.

В примере мы видим, как в процессе социалистического становления случается момент как возникновения, который и развивается в конечном итоге (ведь социализм должен идти к коммунизму), так и момент прехождения. Зачем же понадобился момент прехождения? Именно затем, что, как выражался Ленин, в социализме осталось “применение одинакового масштаба к различным людям” [20], индивидуальные потребности, необходимые для развития личности, вступают в конфликт с коммунистическим распределением, почему коммунистическое распределение должно улучшаться, а пока оно не развилось (т.е. пока идёт период социализма) ему поможет ещё не отжившая коллективная общественная собственность и свойственная ей товарность. Исходя из этого, мы можем резюмировать, что основное противоречие социализма - это противоречие между общественным способом производства и индивидуальным способом потребления. Сторонами в этом противоречии являются непосредственно общественная собственность под охраной социалистического государства, и коллективная собственность артелей, кооперативов и товариществ, не изжившее в себе товарное содержание, хотя и преодолевшее форму товарного господства.

К выводам, которые я высказал в предыдущем пункте, приходил не только я. В обрывочном (и не только) виде их можно найти и у других философов и социологов, в этом смысле моя заслуга состоит лишь в том, что теперь они есть в относительно кратком, относительно понятном виде. Но, как мне кажется, ранее ещё никто не предлагал виденье того, как же основное противоречие социализма отражается в других сферах жизни общества - в его надстройке.

Прежде всего вспомним, что двумя условными “сторонами” в данном противоречии является коммунистическая природа социализма, т.е. непосредственно общественная собственность, и отрицание социализма в себе, т.е. коллективная собственность.

Вы можете обратить внимание вот на что - всегда, когда я ранее писал “непосредственно общественная собственность”, почти всегда я дописывал - “под охраной государства”. Это достаточно легко объяснить. Прежде всего, общественному плану начинают подчиняться, после взятия рабочим классом власти, наиболее монополизированные отрасли производства - их ведь можно просто национализировать. Переделать условную госкорпорацию РосТех в ряд Научно-производственных объединений под контролем какого-то условного народного комиссариата. Оружием в руках рабочего класса для национализации и дальнейшей организации и защиты будет служить именно государственный аппарат, ведь достаточно глупо пытаться сочинить такую форму кооператива, в которую поместился бы весь “Ростех” (попытки подобного в Югославии и КНР привели, с прошествием времени конечно, лишь к резкой или постепенной реставрации капиталистического способа производства). Сила государственного аппарата, таким образом, будет зависеть именно от потребности поддерживать организацию и защиту того или иного количества всенародной (или непосредственно общественной) собственности. Вместе с ростом роли этого сектора, по мере приближения к развитому (полному) коммунизму, государственная власть будет вынуждена всё усиливаться, пока не достигнет таких масштабов, что будет синонимом самого общества, преодолев отделенность государственных органов от “остального” общества. Таким образом оно отомрёт, лишь после такого своего усиления, которое не оставит в тремине "государство" никакой нужды, т.к. оно станет простым синоним слова "общество".

Но это - только одна сторона вопроса. Другая состоит в том, что вместе с усилением государственного аппарата будет расти роль низовой инициативы, самоорганизации и той самой рабочей демократии, ведь все эти элементы не будут просто пропадать, а будут именно становится составляющей частью государственного аппарата. Но изначально всё это отражается в обществе не через начавший своё развитие государственный аппарат, ведь непосредственно общественная собственность этого периода не может существовать без своего отрицания - собственности коллективной. Сосредоточением низовой инициативы в неразвитом коммунизме служат именно артели и кооперативы. Соответственно, политическим отражением коллективной собственности будет то самое, выражаясь современным языком, “гражданское общество”, представленное профсоюзными комитетами, низовыми советами, общественными движениями. Этот момент в политической структуре социализма существует в одном и том же процессе, что и условная “власть партий”, будет отражать, являться концентрированным выражением диалектического единства и борьбы противоположных тенденций в движении к развитому коммунизму. Ни одно общество не дано нам раз и навсегда, со временем независимые от сознательных авангардов объединения лишаться их материальной базы - артелей и кооперативов, и присоединятся к государственному аппарату, развивая внутри этого аппарата низовую инициативу до полного коммунизма, отражая таким образом снятие основного противоречия социализма. Но пока оно не снято - нет ничего страшного в том, что где-то будет существовать совет, не подчиненный ни одной партии (в системе социалистической многопартийности) или независимый профсоюз, комитет которого будет принимать участие в политике.

Вы можете возразить - ведь подобное "гражданское общество" станет рассадником мелкобуржуазных социалистов, и откровенно буржуазных либералов и националистов. Конечно будет, и даже очень хорошо, что именно оно станет таким рассадником. Эти общественные элементы всё равно будут появлятся, единственное отличие в том, что, в случае их юридического запрета, делать они это будут нелегально, устраивая сабботаж и призывая на помощыь иностранные разведки. Как раз открытая борьба с ними в совершенно легальном поле, а значит и существование их в легальном поле - это постоянная, каждодневная проверка социализма на прочность. И если ваш социализм в этой честной борьбе проигрывает - то сделает он это абсолютно заслуженно, найдите, в чём вы ошиблись, и исправьте это. Именно политическая борьба с отживающими себя буржуазными силами должна закалять социалистическое государство, точно так же как борьба за удовлетворение потребностей человека будет закалять органы государственного планирования.

Начну краткий обзор теории социализма если не с самых основ, то, по крайней мере, с классики. После роста популярности идей Евгения Дюринга (одна из его книг внесена в реестр экстремистских материалов [21], поэтому на всякий случай осуждаю) в кругах марксистов середины-конца XIX века, Фридрих Энгельс пишет свою работу “Антидюринг. Переворот в науке, произведённый господином Евгением Дюрингом”. В этой книге классик громит теории Дюринга, сначала в философии, затем в политэкономии, а после и его “Теорию социализма” [22].

Нас интересует именно последняя часть - теория социализма. Пересказывать её подробно нет никакого смысла, если вы ещё не прочитали “Антидюринг” - идите и читайте. Скажем лишь, что Энгельс в первых двух параграфах заключительной главы показывает историю эволюции идей социализма, а затем выводит свою собственную, научным способом определяя место коммунистической формации в истории человечества. В последующих - он показывает, что Дюринг, который руководствуется вовсе не диалектическим методом и научным познанием, а “всеобщим принципом справедливости”, описывает не социализм вовсе, а какую-то систему, которая должна семимильными шагами переходить в капитализм. Дело оказывается в том, что социализм Дюринга - это огромное количество торговых и производственных коммун, в которых обменивается равное количество труда, а способ производства оставлен капиталистический. Таким образом, из-за как раз товарности, которую Дюринг даже не пытается преодолеть, его коммуны, как устойчивая система, отличная от капитализма, никуда не годятся.

С учётом прочитанного вами ранее, вы уже можете понимать, о чём дальше пойдёт речь. Дюринг на страницах своих произведений выступает как теоретик, возвеличивающий уже существующие (пусть и в невероятно малом объёме) моменты социалистических отношений (к примеру, фаланстеры [23]) в господствующую форму производственных отношений. То есть, для него существует лишь тот социализм, который непосредственно выходит из капитализма, для него нет того социализма, который назван в моей статье коммунистической природой социализма и выходит уже из самого себя, т.е. из социализма. Поэтому всю собственность он видит не непосредственно общественной, а коллективной, носящей ещё товарное содержание. Именно поэтому его система ведёт назад в капитализм - в ней нет, по сути, ничего нового. Это те же коммуны и кооперации, которые возникают и в капитализме, пусть в нём и не способны долго прожить.

Энгельс же, со своей стороны, заявляет о том, что в системе социализма необходима непосредственно общественная собственность, подчиненная общественному же плану. Обычный читатель увидит, что, по Энгельсу, коллективной собственности вовсе быть не должно. Это отчасти правда, ведь при развитом коммунизме никакая кооперация за пределы государственной собственности не выйдет, но вот период социализма такая односторонность абсолютно не характеризует. Однако со своей стороны я напомню слова Г.В.Ф. Гегеля:

Поэтому, к большому счастью или сожалению, даже экстремист Дюринг в какой-то мере верно отразил социализм, хотя до истины ему гораздо дальше, чем Энгельсу.

На Энгельсе, как вы знаете, марксисты не закончились. Следующий шаг в рассмотрении социализма, уже стоя на новом материальном основании, сделал Ленин. На его книгу я уже ссылался выше, это, конечно, великий труд “Государство и революция”. Как вы понимаете ,вопрос государства важен в свете рассмотрения предмета нашей статьи - ведь именно под охраной государства находится общенародная собственность при социализме. Приведём известную цитату:

Выше мы уже говорили, что есть отмирание государства, и почему Ленин в целом прав. Его идея была верно научно и диалектически рассчитана, но конкретная форма отмирания государства не была угадана. Это закономерно - достаточно сложно угадать то, что случится в будущем. Ленин понимал отмирание государство попросту: постепенную передачу роли общественных механизмов, пока народ сам не научится собой управлять. Идея о том, что государство будет отмирать через своё усиление, т.е. всё большее проникновение политического управления в жизнь общества, Ленину могла и не приходить. О том, что принципиально В.И. был прав, но его частное решение потерпело провал, сказано уже самим Лениным в докладе “Чрезвычайного 7-ого съезда”:

В дальнейшем, новое теоретическое положение разрабатывал уже Сталин, так же со своей перспективы. По Сталину, государство будет и при коммунизме, его роль теперь - это не поддержание господство одного класса над другим, а защита границ, организация культурной и экономической жизни [27]. Так же он уже разделяет (пока что не в диалектическом варианте, а в простом - рядоположенном, за что мы его осуждать не будем, но отметим) общенародную собственность и собственность колхозную [28]. Он выводит теоритические положения уже напрямую из практики построения социализма, которая была в тот момент налицо - поэтому эти теоритические положения вполне логичным образом “сырые”, но уже вполне отражают реальность. Формально да, государство при коммунизме будет. Но точно так же формально можно доказать что и нет, государства при коммунизме не будет. Истина как раз в том, что государство при коммунизме уже не будет в форме государства, в самом деле так сильно поглотит общество, что станет синонимом этого самого общества, а потому и не нужно будет отдельное слово - “государство”, хотя содержание государства, будь то выразительный флаг или политика вполне может сохраняться. Т.е. государство при коммунизме будет, но в снятом виде, т.е. в виде наличной истории своего становления, или в виде содержания государства, без его формы инструмента господства одного класса над другим. Пропадает тут не само государство, а “Государство как государство”, т.е. государство как орган господства одного класса над другим (что и есть формальное определение государства при антагонистических формациях).

Советы в этой системе - это одно из проявлений, для начала, коллективной (артельной) собственности, которая с необходимостью порождает подобные структуры, а затем, по мере их слияния с системой государственной власти (не передачи государственной власти в их руки, а именно их слияния с системой государственной власти и соответствующей “демократизацией” этой самой власти), представительный орган государственной машины. К моменту, когда государство снимается, советы в составе государства поглощают всё общество, из-за чего уже становятся всеобъемлющей формой нового общества (государственное содержание в них ещё будет долго оставаться). Таким образом, не государство слабеет засчёт усиления советов, а государство поглощает советы, пока не случится момента, когда советы и станут государством, изменив его форму. Именно так материальные процессы, связанные с основным противоречием социализма, должны отражаться в политической сфере.

Вопреки расхожему, небезосновательному конечно, но всё же ложному, убеждению, жизнь после Сталина всё-таки была. Советские философы, вроде Ильенкова, которого мы цитировали выше, Семёнова или даже Деборина продолжали творить несмотря на объективное саморазрушение советского общества. Даже такая противоречивая личность, как М.В.Попов, с большей частью современных заявлений которого соглашаться невозможно (вот уж икона догматизма!), в то время написал работу - “Планомерное разрешение противоречий развития социализма как первой фазы коммунизма”, на которой частично базируется эта статья.

Однако вот какой парадокс - чем дальше позднесоветские диалектики уходили от советской действительности, тем больший вклад они вносили в теорию социализма. Партийным “вождям” было не интересно, как там Гегель относился к вопросам идеального в теории сознания, потому Ильенков и Семёнов спокойно могли строить свою теорию.

Вопрос основного противоречия социализма в этом смысле не такой и “далёкий” от той актуальной политики, но не такой и “близкий”. Попов в своей работе мог допускать вольности, но (и эта одна из причин, почему мы базируемся на его работе лишь отчасти) выводы он мог делать только в рамках строгой партийной линии Горбачёва. То же самое относится к таким исследователям диалектики социализма, как Ципко, Медведев, Елисеев, Казаков, Копнин, Куликов, Кащенко, Бутенко, Козловский, Ельмеев, Неронов и прочие, и прочие, с чьими “статьями” нам пришлось ознакомится по долгу исследования темы. К выводам они пришли самым разным, среди них есть даже смешные вроде “Основное противоречие коммунизма - это противоречие между природой и промышленностью” [29], но в основном можно встретить ошибку одного и того же рода. Эта ошибка чаще всего сводится к верному пониманию самой сущности движения, но неверному пониманию сторон противоречия социализма. Если я в нашей статье ссылался на Сталина, выводил два момента общественной собственности, позднесоветские исследователи в большинстве своём (в том числе М.В.Попов) говорили, что “противоречие социализма проходит внутри сознания каждого человека, это противоречие между коллективистом и индивидуалистом” [30], что верно, но не раскрывает сущности дела. Они при том, что подбирались к самому уже выводу, вдруг переходили не к сути, а уходили в надстроечное явление. И это связано вовсе не с повальной глупостью позднесоветских философов (хотя учитывая то, что верная половина из них стали апологетами буржуазии, этот фактор тоже не стоит сбрасывать со счетов), а с политикой однопартийной социалистической системы в период деградации социализма.

ЦК КПСС видел проблемы, напрямую порожденные обостренным противоречием социализма, но вместо того, чтобы понять их, они пишут: "Необходимо воспитывать работников в духе высокой сознательности и ответственности за порученное дело, глубокого понимания важности вклада каждого в деле повышения эффективности" и так далее по списку. [31]

Поэтому позднесоветские философы вынуждены повторять за партийной линией, делая не вывод, а очередное оправдание бессмысленной борьбе в надстройке, а не в базисе. Очередной довод против однопартийной системы, впрочем, также и очередной довод за изучение диалектики.

Итак, дорогие товарищи, мы с вами дошагали в истории развития вопроса до настоящего момента. Перед нами налично лежат все те материалы, которые необходимо где-то преодолеть, где-то понять, а где-то синтезировать до хоть немного объективного понимания становления социализма. Мне хочется верить, что это не только философская статья для моих товарищей, не только выработка логически верного терминологического аппарата, но и история о преемственности поколений марксистов.